Поделись Улыбкою Своей И Она К Тебе Не Раз Еще Вернется

Уж простите, щепетильные редакторы, но начну с очевидного: подделки существовали везде, во все времена, хотя все всегда по этому поводу сокрушались. Самым многообещающим, а значит, самым опасным в этом деле было фальшивомонетничество, и потому традиция борьбы с экономическими преступлениями уходит в седую старину. Нам от этой традиции досталась чудовищная 25-я статья УК СССР, по которой бедолагу, промышлявшего продажей чеков у «Березки» могли засадить на пять лет, а спеца, скупающего доллары у иностранцев – на 15, а то и расстрелять. Но времена изменились, и теперь все, чего нам имеет смысл опасаться в связи с перемещениями валютной массы, это стихийного опроса в аэропорту (сколько у вас с собой наличных?), пьянки с незнакомцами, а также (если вы либерал, ищущий конфликта с властью) налоговой инспекции.

Как оно было до исторического материализма

Государства всегда находили в себе силы прощать воров в принципе, но когда речь заходила о его, государства, собственности, приговор всегда был беспощаден. До появления водяных знаков, цветопеременной краски и кипп-эффекта подделывать деньги было сплошным удовольствием, и, понимая это, власти шли на чудовищные жестокости в расправах над пойманными фальшивомонетчиками – все напрасно. В конце концов, власти сообразили, что прерогатива «портить монету» должна принадлежать им самим и первый по-настоящему действенный инструмент регулирования рынка – государственное фальшивомонетничество – был рожден.

Рожден-то рожден, но времена опять поменялись. Генуэзцы, португальцы и прочие ганзейцы опутали мир нитями, разорвать которые оказалось гораздо труднее, чем просто-напросто уменьшить содержание золота или серебра в монете. В ход пошли ценные бумаги. Недремлющие жулики тут же научились подделывать и их. Знаменитый процесс тамплиеров положил начало эре хищений в особо крупных размерах. Крестоносцы привозили из Святой земли драгоценных арабских жеребцов – тут же Прованские бароны научились окрашивать местных каурых в соответствующие цвета и толкать честным широколицым фламандцам. Папа Урбан II в 1095 году «простил» всех крестноносцев, утопивших Палестнину в крови, но искренне покаявшихся. Тут же Европу наводнили монахи, которые втюхивали мелкопоместным дворянчикам индульгенции – отпущения грехов на многие лета. Грянула столетняя война – и ошалелые рекрутеры на перекрестках стали потрясать пергаментами с каракулями перед носами мастеровых, крестьян, расстриг и бродяг, заманивая их под знамена фальшивым словом Божьим, милостью какого-нибудь выдуманного Герцога или даже самого главного Короля. Начался Ренессанс, красота очутилась в цене – моментально подмастерья переключились с растирания красок на подделывание полотен Мастеров. И это мы пока еще пребываем в относительном детстве человечества, не касаемся его зрелости – революции мысли, разломов государств, становления колониальной системы… Могу себе только представить, какие грандиозные подделки появляются тут же, как только происходит очередной перераздел мира!

Спрос рождает предложение (и наоборот)

Это я все к тому, что все подделывали всё и всегда. А меня больше интересует философский аспект этого дела. Морально, так сказать, этический аспект. Пару лет назад я попал в командировку в Швейцарию, на мануфактуру Patek Phillippe. Есть часы такие, если кто не в курсе. Часы не просто красивые, и потому дорогие, и не просто дорогие, потому что красивые, нет! Каждый хронометр Patek Phillippe сам по себе является произведением искусства. Науськанный своим тогдашним главным редактором, я, как водится у отечественных коллег, в первую очередь спросил о подделках. Интернет, мол, кишит часами Patek Phillippe по пятьсот долларов за штуку, вас это не беспокоит? Моя кураторша с тугой блондинистой косой посмотрела на меня как сельский пастор впервые смотрит на книгу Ричарда Докинза – с презрением и жалостью. «Нет, – говорит, – не беспокоит. Подделать Patek Phillippe невозможно. Вернее, теоретически возможно, но сделать точную копию нерентабельно, а подделку даже на запястье, даже полускрытую манжетой обнаружат сразу, и вы станете всеобщим посмешищем».

Прямо тогда, на сверкающем мраморе вестибюля я получил первую порцию мудрости о подделках. Рентабельность – вот ключ к любому производству. В Patek Phillippe не боятся ухарей с Малой Арнаутской потому что довести продукт до стандарта Женевской печати даже полностью легально не так просто, поэтому все оставляется на волю рынка, традиции и здравого смысла.

За Китайской стненой

Кстати, китайские производители контрабандного текстиля справляются с вопросом качества не хуже швейцарских часовщиков – 58% процентов производственных мощностей северо-восточного Китая так или иначе заняты с пиратским производством одежды и выявлять «серых» становится все труднее, потому что безупречность их товара легко проходит контроль ВТО. 

Как-то канал НТВ показал одну передачу. Не помню название, в общем, режиссер купил пару фирменных штанишек «Дэ и Гэ». В фирменном магазине, в Москве. Взял под мышку пакет с фирмóй за $450 и прямиком в Китай, где швейные цеха искать не приходится – целые города там с этого живут. В Чангчуне режиссер нашел местечко, показал им фирменную продукцию. Мне, говорит, такие же. Китайцы пошушукались недолго, потом сказали, что партия не товарная, поэтому они возьмут двойную цену – аж $15, приходите завтра. Режиссер согласился. Приходит на завтра, а штаны его ждут. Точная копия. Расплатился – и обратно в самолет в Москву. Приходит в D&G, а там его уже поджидают итальянские манагеры. Эх, надо было видеть их лица. Знаете, что ни выражали, какую эмоцию? Страх. Им было страшно, они почти физически ощущали крушение империи, которую строили долгие годы. Крушение стереотипов неполноценности и второстепенности, которые исчезают при взгляде на первоклассную фурнитуру и качественную ткань. Они предвкушали эту встречу: бывшие хозяева мира на пути вниз и щуплые бледнолицые соискатели по пути наверх. Вялое рукопожатие посередине… Ну, да, все потом повздыхали хором, вспомнили интернетное пиратство, пожурили абстрактных воришек, а я все не мог успокоиться, все думал, что главная проблема престижа – это спрос и предложение. Не могут Доменико и Стефано завозить свои джинсы в Москву фурами. Чтобы марка оставалась престижной, тут надо как по ложечке лекарство, как челюсти с экрана – мелькнули, и все. Но как только мы начинаем стонать, что вот, нам джинсов не додали, челноки тут как тут. Надо? Сделаем. Берут? Привезем!

Автомобили, автоомбили буквальнов все заполонили

Отсюда, как говорил Глеб Жеглов, вопрос. Так как же все-таки со всем этим бороться? Вопрос, как и многие нынче вопросы, неправильный. Отошлю вас к праотцу Русского театра Константину Сергеевичу Станиславскому, который везде искал сверхзадачу. Попробуйте-ка ответить вот на какой на вопрос – зачем со всем этим бороться?

В 2006-м я с удовольствием побывал на Шанхайском международном автосалоне. Это было уморительное зрелище, поскольку издали казалось, что ты на каком-нибудь Concour D’Elegance в сердце Европы – сплошные «Бентли» да «Роллсы». Это пока не начнешь присматриваться к бэджикам… Geely, BYD и Chery давно скопировали весь алфавитный указатель современного автомобилестроения: от Acura до Volvo. И что? Да ничего. Китайцы просто посадили роту адвокатов рыться в дебрях международных патентов чтобы у оппонента в случае чего в суде почти не было шансов: вроде как похоже, а вроде и нет. BMW по наивности сунулись было к концерну Shuanghuan из-за их Sceo, который от Х5 отличала только цена (ну, и масса нюансов, о которых покупателям китайского дрека предпочитали не сообщать). Скинув на издержки и адвокатов лимон здесь, лимон там, огнедышащие немцы не солоно хлебавши укатили домой поправляться пивом и сосисками, а Shuanghuan Sceo до сих пор прекрасно продается, впрочем, как и BMW X5! 

Toyota оказалась настроенной на более философский лад. Какой-то «попка» из правления, далеко не самый высший чин, просто сделал заявление о том, что хоть воровство и пиратство это плохо, но Toyota не хочет удостаивать копировщиков своим вниманием. Рынок все расставит по своим местам. Так и вышло: если кому не хватает на Toyota Corolla, a за руль хочется, BYD F3 к вашим услугам. Поплачете, поматюкаетесь, потом приползете на брюхе!

Китайцы, как им кажется, легко и вполне исчерпывающе объясняют свою страсть к плагиату. Им давно хочется выпускать собственные люксовые модели, но публика их не узнаёт, а узнаёт формы и черты полюбившихся брендов. Ага, логично… Однако, я вижу, что мой стакан с абсолютно аутентичным десятилетним Laphroaig потрескивает льдом все громче, и все чаще слезки сбегают по его стенкам к янтарной поверхности. А значит, придется быть кратким. Поговорим об алкоголе. Точнее, не поговорим, а просто обратимся к истории – она нас всему научит. 

Легенда о бабе Дусе

Давным-давно, когда участковые кормили с 211-й самогонной статьи весь свой род, жила-была в деревне баба Дуся – обладательница заветной металлоконструкции из спаянных горлышками бидонов, змеевика и воронки. Бабу Дусю одновременно любили, боялись, охраняли ее, и перед ней же благоговели – как перед деревенской ведьмой в средние века. К бабе Дусе шли на поклон, поскольку в сельпо имелась исключительно такая модная сегодня морская капуста. Вроде все было хорошо, баба Дуся благополучно избегала положенный ей по статье за самогоноварение трешник, поскольку сам участковый регулярно захаживал к ней «снять показания». Потом у власти появились свои дела, она стала еще меньше обращать внимание на своих подданных, и, как учит история, именно в такие времена власть и совершает по ее мнению самые человеколюбивые из своих поступков, но, по мнению потомков самые идиотские. Так и в истории с бабой Дусей. Из столицы поприходили Указы, Директивы, Распоряжения и Инструкции. Сахар бабе продавать перестали, колодец засыпали, но народную жажду так и не погасили. Начался падёж, сравнимый по масштабам только с эпидемией «испанки». Только за один 1993 год и только в нижнем Поволжье от отравлений так или иначе связанных с метиловым спиртом погибло около 27000 человек. Потом власть наконец-то прихорошилась, намарафетилась, огляделась по сторонам, научилась лицензировать ввоз и производство алкоголя и отменила в 2002 году зловещую статью. Так наша бабка из субъекта экономики превратилась в музейный экспонат. Правда, власти опять не до нас, а значит, грядет время человеколюбивых решений (вроде как статью за самогоноварение не то собираются восстанавливать, не то уже восстановили), но вам я так скажу: респектабельность и рентабельность – это все, что нам нужно знать сегодня. Если перед вами две бутылки, одна называется «Nemiroff», а другая «Чернобурая», да еще и «особая», я бы не стал мучить себя выбором. И даже если с этикетки улыбается поющий ректор, и даже если он обнимает при этом маму, так поразительно похожую на бабу Дусю, алкоголь – один из тех продуктов, в которых категорически запрещается искать добра от добра.

Ну, и…

Майкл Корлеоне во второй части знаменитой саги приподнимает свинцовые веки и сообщает затаившему дыхание зрителю, что если история научила нас хоть чему-нибудь, так это тому, что убить можно кого хочешь. По большому счету, я и не ожидал, что босс мафии станет защищать категорический императив Канта, но у исторической науки есть еще как минимум одна академическая заслуга: она научила нас тому, что пока товары делятся на хорошие и плохие, всегда найдутся желающие выдать плохой товар за хороший. Поэтому не будем считать чужие денежки, а попробуем для начала научиться жить так, чтобы думать, если все слишком хорошо, и блаженно расслабляться, когда все и так слишком плохо. И уверяю вас, на каком-то этапе вы поймете, что вы бесконечно счастливее тех, кто лихорадочно считывает мелкий шрифт с упаковки.